Многие рыночные законы в 2000-х годах еще не были не то что приняты, но и прописаны. Сохранившиеся с советских времен законы уже не отвечали новым реалиям. Поэтому ни для кого не секрет, что все – от мелких торговцев и до крупных нефтяных воротил – действовали на свой страх и риск. В тех условиях расстояние между каким-нибудь рискованным предприятием и преступлением сокращалось до минимума. Попробуй, разберись теперь, где это был явный криминал, а где попытки впервые в нашей стране наладить здоровый бизнес. Недаром наши растерявшиеся прокуроры до сих пор не могут довести до конца ни одного даже громкого расследования в сфере бизнеса: причина, наверное, не только в том, что на них кто-то давит. При этом каждый новый день приносит с собой целый вал еще более сложных и запутанных дел.

Давайте оставим их вершить прокурорам, это их обязанность. Подчеркнем лишь, что речь идет о правовых казусах, а не о политическом пересмотре итогов приватизации, на чем настаивает, в частности, бывший председатель Комитета Государственной думы по экономической политике и предпринимательству С.Глазьев. По его мнению, “злополучный вопрос о пересмотре итогов приватизации рано или поздно надо решать». Совершенно очевидно, что Президент и нынешнее правительство могут просто не обращать внимания на такого рода популистские заявления. Вместе с тем еще не утрачена опасность – в силу недостаточной проработанности стратегии рыночных реформ – спекуляций государства на предложениях о пересмотре итогов приватизации для усиления своих монополистских устремлений в инвестиционной сфере (один из примеров – борьба Пенсионного фонда России с негосударственными пенсионными фондами за обладание монопольным правом инвестирования пенсионных накоплений). Тем более важно определиться – и это обязанность экономической науки, – в чем же состоит экономический феномен олигархов.

                       
Две мощные волны инфляции 90-х годов, незащищенность прав собственности и контрактов погасили всякую заинтересованность инвестировать в отечественное производство – и накопленный капитал потек из реального сектора в финансовый сектор и за границу. Что оставалось делать в этих условиях? Все запретить и вернуть страну в социализм? Это было уже нереально. Сотни тысяч молодых, энергичных людей предпочли, наоборот, ринуться в бизнес, чтобы участвовать в рыночной трансформации, в строительстве новой, демократической России. Самые удачливые из них стали крупными собственниками. Следует ли считать их олигархами? Положительный ответ на этот вопрос означал бы, что нет иного пути для участия крупных собственников в формировании экономической стратегии, как только через подчинение государства их интересам, а так ли это на самом деле? Возможно ли такое подчинение в условиях развитой рыночной экономики? Наконец, каковы пределы расхождения интересов крупного капитала с потребностями развития экономики в целом? За этими вопросами стоит и более общий вопрос о соотношении экономики и политики, в частности, об отношении государства к разным сферам рынка.

А теперь – о втором обвинении, с которым, собственно, и связано понятие “олигарх”. По авторитетному определению, олигархия суть: “Форма правления, при которой власть принадлежит немногим лицам, или господствующему классу, или клике; правление немногих. Государство или организация, управляемые таким образом. Лица или класс, управляющие таким образом”. Этим олигархия отличается как от единовластия – монархии, так и от власти многих – демократии. Было ли у нас в период реформ что-нибудь подобное? Как в Древней Греции, например, откуда произошел сам термин? Или в Советском Союзе?

Безусловно, нет. Поэтому следовало бы применять этот термин в кавычках. Но раз уж повелось употреблять его без кавычек, то и мы не станем противиться, памятуя при этом, что именно скрывается за этим словом. А скрывается за ним только то, что немногочисленные группировки крупнейшего бизнеса стали у нас проявлять готовность покупать за деньги политическую власть. Однако по определению наших известных политологов И.Клямкина и Л.Шевцовой, финансовые тузы, если их можно нанимать и увольнять с государственной службы, это еще “не олигархи, а всего лишь богатые люди, претендующие на политическое влияние и доступ к рычагам управления страной”. Одним из первых важных событий в истории российской олигархии стали президентские выборы 1996 г. Тогда-то и родилась знаменитая “семибанкирщина”, которая в обмен на финансовую поддержку власти отхватила себе в ходе залоговых аукционов немало лакомых кусков государственной собственности, а за одно и приобрела определенный политический вес. Недавним событием явилась борьба за частоту шестого телеканала – мощного политического инструмента – в феврале-марте 2002 г. Эта борьба привела к созданию пула из десяти (позже – двенадцати) крупнейших российских банкиров и предпринимателей, который журналисты поспешили окрестить “десятибанкирщиной”. Значит ли это, что история повторяется? И да, и нет.

                             
Да, потому что стремление крупного бизнеса к политическому влиянию и отстаиванию в правительстве своих интересов, видимо, закономерно и неустранимо. Вопрос в том, какие именно интересы отстаиваются. В 1996 г. речь шла, несомненно, не только о приобретении государственного имущества в обмен на поддержку президента на выборах, но и о защите демократических преобразований, без которых немыслимо существование цивилизованного рынка . В 2002 г. наблюдается аналогичная картина. Рискнем даже назвать это попыткой придания большей прочности либерально-демократическому движению (именно в этом направлении ведет поиск СПС).

Нет, потому что со стороны В.Путина впервые прозвучало твердое требование равного удаления всех олигархов от власти при одновременном недопущении передела собственности. Понятно, что, прежде всего, имелось в виду устранение всяких спекуляций на тему о сохранении властных прерогатив “семьи” в правление В.Путина. Хотя надо заметить, что уже к концу правления Б.Ельцина, после финансового кризиса 1998 г., было “правомерно говорить о кризисе фаворитизма”.

Но главное не это. Главное – это желание положить конец рентоориентированному (rentseeking) поведению корпораций и интегрированных бизнес-групп, переплетенному с незаконным присвоением ими государственных средств. И, соответственно, желание положить конец клановому характеру самого государства сего всеобъемлющей коррупцией, постоянным промышленным лоббированием внутри всех властных структур. То и другое, по мнению некоторых исследователей, не только порождено реформами, но и уходит своими корнями в институты советского периода. На выкорчевывание этих корней, на повышение прозрачности корпораций и их отношений с властью, на укрепление правовых основ и ускорение рыночной трансформации и направлены сегодня усилия президента и правительства.  

Copyright © 2017 Все права защищены. Копирование материалов сайта без указания источника - запрещается.